Военная служба моя началась в 21-м кавалерийском полку внутренних войск СССР в городе Станиславе (ныне - Иваново-Франковск) на Западной Украине.

Служба рядового бойца давалась мне тяжело. На теоретических занятиях я засыпал, а на практических часто падал с лошади. Это случалось тогда, когда в конце занятий необходимо было встать в седле во весь рост и затем поставить одну ногу на переднюю луку (передняя возвышенность седла) и прыгнуть через голову лошади на землю. И в то время, когда я становился своей ногой на переднюю луку, лошадь поднималась на дыбы или била задом (т.е. поднималась на задних ногах) или сильно отбрасывала задние ноги. В это время я падал, так как не мог опереться для прыжка.

Ведущий занятия помощник командира взвода все ругал меня и снижал оценки. Я разозлился и предложил младшему командиру самому прыгнуть. Он пытался это сделать, но упал на переднюю луку седла поясницей и потом долго болел. После этого никто уже не заставлял меня прыгать через голову лошади.

Причиной такого поведения моей кобылы послужило то, что неопытные ученики сбили холку лошади, рана загноилась и долго не заживала. А потом, хотя и зажила, но надавливание на это место вызывало боль.

В этот полк направляли на учебу "молодых" лошадей. Назывался этот период "ремонтом лошадей" - их объезжали. Сначала лошадей на длинном поводе водили по кругу. Потом надевали седло и снова гоняли, а потом уже седок садился в седло и снова ездил по кругу. Затем учат лошадей преодолевать препятствия - прыгать через канавы и заборы.

К концу учебы "рядового красноармейца" нас - молодых, недавно пришедших с "гражданки", привлекали на операции по проведению арестов "врагов народа", охраны тюрьмы, областного управления НКВД в городе Станиславе. Участвовал я в таких операциях и в городе Станиславе и в районе Коломыя.

Старослужащих старались не привлекать на выполнение оперативных мер по аресту молодых, особенно женщин, так как они бросались в постель к тем, кого надо арестовывать и получали нож в спину или грудь.

Среди местных горожан было много поляков. Девушки и женщины были красивыми, одевались модно. Среди них было много жен офицеров польской армии, которые погибли при наступлении нашей армии на Станислав.

Рассказывали, что в военном городке, где находился наш полк, ранее стоял кавалерийский полк, солдат которого убеждали, что советские танки фанерные. Поэтому они смело шли на них и все в бою погибли. Жены офицеров-поляков долго ходили по городу в трауре, заманивали наших солдат на свои квартиры и жестоко расправлялись.

В феврале 1941 года наш полк перебросили на реку Прут, на границу с Румынией. Передвигались мы на лошадях, шли около двух суток, спали сидя в седлах на лошадях. Буквально через 3-4 дня на меня пришел из округа вызов о переводе в другую воинскую часть. И я переехал на старую границу между СССР и Польшей, которая сохранилась до начала войны с Германией, т.е. на границу Восточной Украины с Западными областями Украины.

Теперь я начал служить в должности ветеринарного фельдшера на погранкомендатуре станции Крывин Славутского двадцатого погранотряда. Здесь я в основном осматривал лошадей, которые шли через границу в районы Западной Украины. В Крывине я прослужил всего около двух месяцев и был направлен на курсы ветврачей и ветфельдшеров срочной службы в город Пятигорск Ставропольского края в 17-й ремонтный кавалерийский полк пограничных войск СССР.

По пути в Пятигорск я на два дня заехал в родное село Теклино. Отец и мать еще в конце 1940 года уехали на Дальний Восток к моему брату Евгению, а дом в селе продали. Сестра Ольга в том же году закончила Смелянский медицинский техникум по специальности "акушерка" и работала в Барановичской области Белоруссии. А младший брат Данила учился на третьем курсе медтехникума в городе Смела. В Теклино я проведал родственников (брат не знал о моем заезде в село и мы не встретились), и поехал в Пятигорск продолжать службу.

В полку к нам - курсантам, рядовым красноармейцам, относились очень хорошо. В свободные от занятий дни давали увольнительные для посещения города на время вплоть до отбоя, а также на воскресенья вплоть до начала занятий. Мы побывали в Кисловодске, Ессентуках, побродили по Лермонтовским местам и окрестностям Пятигорска.

Такое хорошее отношение было вызвано тем, что нас стремились нас заагитировать остаться на пожизненную, на 25 лет служить офицером. Но у меня было желание продолжать учебу и получать высшее образование. Еще в Станиславе я писал рапорт командованию с просьбой дать мне согласие на заочное обучение в Черкасском педагогическом институте. В ответ на заявление пригласил меня командир взвода и сказал, что командование такого согласия дать не может, а продолжать учебу надо после демобилизации. При беседах со мной в 17-м ремонтном кавалерийском полку на тему дать согласие и написать рапорт на присвоение звания офицера я отвечал: "Дайте гарантию, что срочно направите меня на учебу в военно-ветеринарную академию". Дать такой гарантии командование не могло, так как в академию направляли только офицеров. Беседы такие продолжались, но все было напрасно.

К концу июня 1941 года должны были закончиться занятия, но вот в воскресенье 22 июня нас никого не пустили в увольнительную и предложили в 12 часов слушать радио. С 10 часов утра по радио объявляли, что в 12 часов будет чрезвычайное сообщение. За 15 минут до назначенного срока объявили, что будет выступать Председатель Совнаркома В.И. Молотов. Позже мы узнали, что в этот день уже с 4.00 утра шла война. Пограничники отражали атаки немцев, города Украины были подвергнуты бомбардировке немецкими самолетами. Из выступления В.И. Молотова мы узнали, что началась война. 23 и 24 июня многие курсанты выезжали к местам прежней службы, откуда прибыли на учебу. А на меня и Абдурахманова (по национальности татарина) пришла телеграмма из Москвы. Нас откомандировывали в Читу в распоряжение Забайкальского округа погранвойск. Выдали нам предписание на получение билетов и суточные, по нескольку копеек на день. Мы должны были ехать через Москву, но в Москву нас не пустили, и ехать пришлось хотя и в пассажирских вагонах, но окружной дорогой. Ехали очень медленно, все пропускали эшелоны, которые шли на Запад. Мы сутками стояли на переездах и малых станциях. До Читы мы добирались целый месяц, хотя в обычное время можно было доехать за 10 суток.

Как только объявили войну, все подорожало. Мы свои деньги, полученные на довольствие, кажется до 10 рублей, израсходовали за 5-6 дней. А потом продавали свои вещи, которые нам выдали при отъезде из 21 кавполка, т.е. те вещи, в которых мы прибыли из дома в полк. Свои пожитки я продал еще по пути в Пятигорск. А вот товарищ мой свои вещи сохранил, и мы их продавали и перебивались (были полуголодные). За два дня до прибытия в Читу мы ничего не ели, так как денег не было, а продать уже было нечего.

В погранокруге заместитель начальника управления ветеринарной службы майор дал нам денег на обед, и мы в буфете округа смогли покушать. Затем получили перезачет по суточным, так как нам давали довольствие на 10 дней, а ехали мы целый месяц. Получив расчет, мы возвратили деньги на обед, которые нам дал офицер.

В округе мы получили направление в погранотряды. Я поехал в 53-й погранотряд в город Даурия, а напарник в город Кяхту. Несколько недель я служил в Даурии в отрядной ветеринарной лечебнице, а ночевал в общежитии, где проживали красноармейцы хозяйственного взвода (шоферы, писари из штаба, и другие). В первые дни я получил, по-видимому и за дорогу, курево - табак. Но я не курил и мне красноармейцы ветсанитары обменяли у солдат войсковых частей этот табак на карманные часы. Так первый раз в жизни я получил свои часы.

Вскоре меня перевели в погранкомендатуру. Это подразделение объединяло 5 погранзастав, а в отряде таких подразделений было 5 или 6. Комендатура располагалась в селе Новоцурухайтуй. Это самое большое село из сел, в которых размещались остальные заставы. Находилось оно на левом фланге территории погранотряда. Километров за 40-50 от села располагался районный центр - Борзя.

Я был рядовым пограничником, не имел никакого воинского звания, но занимал должность ветфельдшера - лечил лошадей. Ведь отряд был кавалерийским, и на каждой заставе было 30, а то и 50 лошадей. Часто приходилось выезжать на заставы, а иногда животных привозили на ветпункт, который размещался в сельской хате. Половину дома занимала аптека, а во второй половине находилась лечебница. Я проживал в аптеке, где стояла моя кровать, два стола, шкафы для лекарств и инструментов. Начальником у меня был лейтенант ветеринарной службы Куколь, который тоже кончал Черкасский веттехникум, года на 3-4 раньше меня. Он остался на пожизненную, привез жену с Украины еще до войны и жил в одной комнатушке в доме, который находился в ста метрах от ветучастка.

Вскоре моего начальника, заведующего ветеринарным участком перевели в другое место службы, а его место занял другой - в звании интенданта 3-го ранга (с майорской звездой и белыми погонами). Его фамилия была Кошкин. Вскоре его избрали секретарем парторганизации комендатуры (парторганизаций на заставах не было). Он полностью погрузился в партийные дела, а на меня переложил всю работу на ветучастке.

На погранзаставы я выезжал по вызову для лечения больных лошадей или актировать подохших. Меня сопровождал погранпатруль, так как одному по границе ехать было запрещено. Вызывавшая застава высылала пограннаряд, который и сопровождал меня в поездке. Пограннаряд состоял из 2-3 человек.

Начальники застав старались быть со мной обходительными, хорошо встречали и провожали. Хотя они были в звании капитанов или лейтенантов, а я рядовым красноармейцем. На павших лошадей я составлял акт на вскрытие, устанавливал причину падежа, и на основании акта издавали приказ по погранотряду на списание с учета павшей лошади. И если в смерти определялась виновность коллектива заставы, то начальник оплачивал стоимость павшей лошади.

Выезжать на заставы приходилось и днем, и ночью. Граница проходила по реке Аргунь. В Маньчжурии находились японцы, и до нашей победы под Сталинградом они вели себя нагло - нарушали границу своими переходами.

Однажды наш наряд днем обстреливали японцы и мы вынуждены были залечь. Хорошо, что лошади были обучены и по нашей команде залегли в траву (а трава там была в рост человека). Мы вынуждены были лежать до ночи, и только потом продолжили путь на заставу.

Неоднократно японцы направляли в наш тыл своих шпионов, которые зачастую являлись русскими. Это бывшие казаки, гураны, которые после революции бежали в Японию или Китай.

Однажды границу нарушила целая рота японцев, которая прикрывала переход на нашу территорию троих гуранов. За время перестрелки шпионы прорвались к нам в тыл. Японцы возвратились на свою территорию, а шпионы добрались до сопки, которая находилась в 3-4 километрах от границы. Там - в котловине на сопке они и залегли. Бой с ними шел всю ночь и к вечеру следующего дня два шпиона были убиты. С нашей стороны убитых не было, но погибли несколько лошадей.

В Новоцурухайтуе я прослужил больше года. Кроме основной работы, мне поручили проводить еженедельные информации в хозяйственной роте комендатуры. Комиссар комендатуры (был он в звании капитана) наблюдал за моей работой, давал поручения, а однажды пришел в ветпункт, принес ножницы, бритву и расческу и попросил его постричь и побрить. Я отказывался, но безуспешно, и с этого времени я стал парикмахером-любителем. Потом подстригал своего начальника, медицинского фельдшера и других.

По-видимому, комиссар, переведенный в штаб отряда, рекомендовал меня на работу заместителем политрука на погранзаставу, вновь организованную недалеко от станции Отпор в чистом поле на границе с Манчжоуго. Тут граница была сухопутная, по ней шел забор из колючей проволоки в один ряд, а метров через 100-150 проходил второй забор колючей проволоки в три ряда, в котором были ворота. Между ними - вспаханная полоса, на которой были хорошо видны следы нарушителей границы.

Застава находилась в землянках, соединенных ходами сообщения. Здесь же располагались и казарма, и столовая, и учебные классы, и ленкомната, и другие подсобные помещения. Я проводил занятия с красноармейцами, ходил старшим в наряды по охране границы. Граница и здесь была неспокойной, с боями как с нашей стороны, так и с японской.

Здесь в конце 1942 года в самый трудный период на фронтах войны я вступил кандидатом в члены ВКП(б). (В ВЛКСМ я вступил еще в 1936 году в 7 классе школы в селе Теклино.) Даурский погранотряд аттестовал меня младшим политруком и вышел с предложением в Забайкальский округ присвоить мне звание младшего политрука (3 треугольника на петлицах).

Когда документы на меня поступили в округ, ветслужба там запротестовала. В Даурию приезжал заместитель начальника ветслужбы округа, и меня пригласили к начальнику штаба отряда, где в моем присутствии ругались на высоких тонах по поводу использования меня на политработе.

После этого по приказу по Забайкальскому округу я был снова переведен на должность ветфельдшера из 53-го в 55-й отряд "в связи с неправильным использованием специалистов в 53-м погранотряде."

55-й пограничный отряд находился в селе Джалинда на границе по Амуру недалеко (километров 60) от города Сковородино Читинской области. Здесь я выполнял обязанности ветфельдшера при ветслужбе отряда. Кроме этого, мне разрешали работать по совместительству в колхозе, где я получал зарплату в 300 рублей. На эти деньги я покупал по одному литру молока в день у жителей села. Ведь питание в красноармейской столовой было не очень. Приблизительно рацион был таким: утром - перловый суп и чай, в обед - перловый суп и каша, а на ужин или перловый суп или перловая каша и чай. Перловка мне так надоела, что после службы еще лет двадцать смотреть на нее не мог. В это время у меня стал болеть желудок.

Ветслужба размещалась в двух сельских домах и конюшне. Я жил в комнате с красноармейцем-санитаром. В период службы в этом отряде у меня истек кандидатский стаж в партии, но рекомендации для вступления в КПСС я не мог взять, так как ее мне могли дать только коммунисты, знающие меня не меньше одного года. На заставах и в отряде я служил меньше года, а с Джалиндой потерял связь. Поэтому приняли меня в члены КПСС только в июне 1944 года.

Для ведения боев на Курском направлении пограничники формировали свои воинские части. Желающих было много, но направляли на фронт только старослужащих красноармейцев довоенного призыва 1938, 1939 годов, подлежащих демобилизации.

Новичков в погранвойска в годы войны почти не поступало. Всем, кто писал заявления с просьбой направить на фронт, отказывали. Но мне все же посчастливилось быть на фронте, поближе понюхать порох. В 1943 году формировали пограничные дивизии для отправки на Курскую дугу. Мне как ветспециалисту пришлось сопровождать эшелон лошадей из погранотрядов Дальнего Востока.

На фронт мы ехали около месяца, на отдельных станциях стояли сутками. Кормили и поили лошадей. Чувствовали они себя хорошо - сильно их не раскачивало. Станцией назначения был Елец. Немец встретил нас бомбометанием. Но удар пришелся в хвост эшелона и по входящим на станцию стрелкам. Жертв не было.

Сдавали лошадей пограничным дивизиям около недели. После этого возвратились на пассажирских поездах в Читу. В это время пришел запрос в погранотряд: направить одного офицера в военно-ветеринарную академию. Туда выехал старший ветфельдшер маневренной группы отряда, а на его место направили меня. Маневренная группа находилась в Сковородино. Тут я проживал в офицерском доме, где мне была выделена комната, временно исполнял обязанности старшего ветфельдшера. Вскоре мне было присвоено звание старшего сержанта ветслужбы. Платили мне пол оклада офицера, получал офицерское обмундирование, а питался в солдатской столовой. Официально я числился временно исполняющим обязанности старшего ветфельдшера маневренной группы. За мной была закреплена лошадь по кличке "Ручеек" - гнедой мерин. Среди офицеров в мангруппе я был единственным членом ВКП (б) и имел среднее образование. Мне поручили проводить политические занятия с офицерами по изучению истории партии. Почему-то в группе не было по штату комиссара.

Свободное время мы с молодыми офицерами проводили на танцах в Доме культуры железнодорожников и просматривали новые кинофильмы в кинотеатре.

На танцах я познакомился с директором Сковородинской школы, учителем русского языка Меньшиковой Татьяной Ильиничной, которая и стала спутницей всей моей жизни.

В августе 1945 года, когда началась война с Японией, мы с Татьяной решили пожениться - расписались в Сковородинском ЗАГСе. Отметки о браке Тане поставили в паспорт, а мне в красноармейскую книжку, но только после того, как я предоставил справку из погранотряда о том, что я работал на офицерской должности и пользуюсь правами офицера. Свадьбу сыграли в квартире Татьяны, где разместили человек 30. В то время не было возможности купить водку, так как в продаже ее не было. Пришлось обращаться к начальнику ветслужбы отряда, который выделил мне 4-5 литров спирта ректификата (очищенного, 96 градусов) и литра 3-4 спирта денатурата (синего, неочищенного). Ректификат развели водой, и он служил вместо водки, а денатурат сварили с брусникой, процедили и употребляли как красное вино. Свадьба для сорок пятого года получилась на славу. Переехал я жить в квартиру жены, которая находилась в центре города (а моя на окраине была - рядом с воинской частью). Утром, чаще всего пешком, ходил на службу. Иногда приезжал с Ручейком санитар. А вот домой всегда ездил один и Ручейка отпускал. Его около конюшни встречали.

После окончания войны у всех нас было неимоверное желание поскорее демобилизоваться. При женитьбе мы с Таней договорились, что я пойду учиться в институт. Я направил все документы в Черкасский пединститут на биологический факультет, который по содержанию был ближе к моей профессии чем другие.

Пограничников не демобилизовывали, но в апреле месяце 1946 мне это удалось сделать как сельскому специалисту. А рассчитали меня в мае.

В период службы в армии я переписывался, и все узнавал о своих братьях и сестре. После начала войны брата Евгения мобилизовали, и он служил ветфельдшером на острове Русский в звании лейтенанта. А демобилизовался Евгений в звании старшего лейтенанта. Сестру Ольгу война застала в Белоруссии, откуда она пешком дошла с эвакуированными до Донбасса, а потом приехала к родителям в Чернышевку, где работала акушеркой в больнице.

Младший брат Данила в июне 1941 года находился в городе Смела, где он сдавал экзамены за фельдшерско-акушерскую школу. Получил он специальность фельдшера медицинского. И сразу же - в июне 1941 года его призвали в армию, он был направлен в воинскую часть в Киев.

Немцы окружили Киев, и все наши части оказались "в котле". Так в возрасте 18 лет брат оказался в немецком плену. Немцы тогда проводили политику на раскол СССР, на ликвидацию дружбы наших народов. Убеждали украинцев, что вот, мол, русские вас закабаляли, а мы вас отпускаем, даем свободу. Эти действия немцев в районах Западной Украины сыграли свою роль и там из пленных украинцев формировали бандеровские банды, которые участвовали в войне на стороне немцев, выступали против СССР, предавали советских патриотов, коммунистов и вообще хороших людей.

Брат Данило возвратился в город Смела, работал в молодежной подпольной организации, но по доносу был арестован и посажен в тюрьму. Через 2 недели немцы сформировали эшелоны арестованных и направили в лагеря смерти. И когда поезд около станции Цветково шел на подъем, брат на ходу выпрыгнул под откос из окна товарного вагона. Охранники стреляли в него, но брат остался невредим, прибыл в Теклино к нашей родственнице по материнской линии Терновой Ольге Григорьевне. Скрывался в огороде в зарослях кукурузы. Близкие Ольге Григорьевне люди сообщили, что из Смелы выезжает отряд полицаев для поимки Данила. Он сразу же убежал в партизанский отряд, который находился около села Белозирья (это недалеко от Черкасс) на болотах.

В 1943 году его отряд помогал бойцам Красной Армии переправиться через Днепр. При соединении партизан с частями Красной Армии брата Данила зачислили в воинскую часть на должность медицинского фельдшера. И он служил в звании старшего лейтенанта медицинской службы до апреля 1945 года. 25 апреля при наступлении на Берлин он погиб. Его товарищ писал отцу, что похоронил брата. А по линии военкомата отец получил извещение о том, что брат Данило пропал без вести.

С 1943 года брат часть своей зарплаты переводил отцу. Кроме этого, посылками высылал вещи. На эти деньги отец после войны купил себе дом в селе Чернышевка Анучинского района. А в квартире при ветучастке остались жить брат Евгений, его жена Александра Матвеевна и дочь Тамара, которая родилась в 1938 году.

В купленном же доме теперь поселились отец с матерью и сестра Ольга. Вскоре после окончания войны с Японией началась массовая демобилизация из армии. По постановлению правительства в первую очередь демобилизовали красноармейцев старших возрастов, потом специалистов сельского хозяйства. По указу Верховного Совета СССР от 25 сентября и постановлению Совета Министров СССР N 831-341 я уволился из пограничных войск 24 мая 1946 года.

Встал вопрос: куда ехать - на Запад или на Восток? Я предварительно отправил документы в Черкасский педагогический институт. Но вызова оттуда не было, и в связи с тем, что Таня работала, и ей нужно было завершить учебный год в школе, мы задержались до июня месяца. Учитывая все это, мы решили сначала проведать моих родителей, а потом уже ехать на Запад. Так мы и сделали. Когда приехали в Чернышевку, то брат Евгений уже демобилизовался и был дома.

Брат предложил поехать во Владивосток - до моря, на край света. Но я на несколько дней задержался. Привез из леса жердей на заборы, дров на отцовское подворье на лошадях ветучастка, так как за ними ухаживал отец, работая санитаром и конюхом в ветучастке. Повозка была облегченная, т.е. передние и задние колеса соединяла широкая доска. Я сидел впереди и управлял лошадьми, а отец - посредине повозки, где не за что было держаться. Я погнал лошадей - они рванули, и отец оказался на земле: как я его не переехал, не знаю. Но после окрика отца я остановил повозку и забрал его. Долго надо мной смеялись, что я потерял отца.

Уже в августе по предложению брата мы выехали во Владивосток. Брат уговорил меня зайти в педагогический институт и узнать, что нужно предоставить, чтобы поступить на учебу. Уговаривая меня учиться во Владивостоке, брат говорил, что здесь он сможет поддерживать меня продуктами (картофелем, мясом и другими). А если я уеду в Черкассы, то он при низкой зарплате помогать так не сможет. Ведь на его содержании также была семья отца.